Литературный салон "Страницы книг"

Российская империя «кормила пол мира»? 1913 год по ряду показателей был самым урожайным годом начиная с половины 19 века. Тогда было собрано, если быть точным, 5 311 222 пуда всех зерновых культур. И это в самом деле очень много. Уступала только Соединённым Штатам, где было собрано 6 352 652 пуда. В Канаде, например, 871 тыс. пудов. Россия экспортировала, от мировых показателей – 25,74%, Канада – 10,97%. То есть действительно был очень урожайный год. Хотя, справедливости ради сказать, что если мы поделим эти цифры на население стран, то получим, что в России было собрано на душу населения 30,3 пуда зерна, а, например, в Канаде - 121 пуд. А из-за экспорта «Русский мужик» и этих 30 пудов не получал. Население страны в то время, особенно крестьянское, не доедало. Мало будет здесь вспомнить даже показательный отрывок из письма Меньшикова Михаила Осиповича: «Сказать страшно, какие лишения до службы претерпевает иногда новобранец. Около 40 проц. новобранцев почти в первый раз ели мясо по поступлении на военную службу. На службе солдат ест кроме хорошего хлеба отличные мясные щи и кашу, т. е. то, о чем многие не имеют уже понятия в деревне». Сразу уточню, что Михаил Осипович был убеждённым монархистом, а значит его ну никак нельзя заподозрить в «большевистской пропаганде». Да и написано это было в 1909 году, когда большевиками даже и не пахло, что называется. 1. Сборник статистико-экономических сведений по сельскому хозяйству России и иностранных государств. Петроград, 1917. Ст. 114-116. 2. Письма Близким. Меньшиков М.О. 13.10.1909.

Cотворил Бог небо и землю. Земля же была покрыта брокколи, цветной капустой, шпинатом и овощами разными: зелеными, желтыми и оранжевыми всех видов, и у Адама с Евой жизнь была долгой и здоровой. Но сотворил Сатана мороженое и бублики с маслом. И спросил Сатана Адама: — Хочешь ли ты отведать жирного сыра с бубликом? И ответил Адам: — Да! И добавила Ева: — И я хочу! Добавь солений! И поправились Адам с Евой каждый на 3 килограмма. И сотворил Бог живой биойогурт, чтобы Ева смогла сохранить фигуру, которую так любил Адам. Но сотворил Сатана белую пшеничную муку, дрожжи и тростниковый сахар, и перемешал их. И перешла Ева с 36 размера на 44-й. И сказал Бог: — Ешь с аппетитом этот зеленый салат из моего райского сада! И сказал Сатана: — И добавь в него соус из голубого сыра и положи рядом чесночный хлеб. И расстегнули Адам и Ева свои пояса после трапезы. И сказал Бог: — Послал я вам свежие овощи для здорового сердца и оливковое масло холодного отжима. И выложил Сатана на стол бараний кебаб, шaурму в пите и курицу, жаренную в панировочных сухарях, и предложил есть, не стесняясь. И подскочил у Адама и Евы холестерин до небес. И сотворил Бог картофель с повышенным содержанием калия и других полезных ингредиентов, запеченный в духовке без масла. Но почистил Сатана картофель, нарезал его на тоненькие ломтики и пожарил в глубоком масле, и назвал его «чипсами», и щедро посолил. И Адам еще набрал вес. А у Евы выскочили прыщи. И сотворил Бог кроссовки для бега, и дал их своим детям, чтобы сожгли они излишек веса. Но дал Сатана Адаму и Еве кабельное телевидение с пультом дистанционного управления, чтобы не напрягались они, если захотят переключить программы. И смеялись, и плакали Адам и Ева напротив мерцающего экрана, и надели удобные домашние треники с резинкой на животе. И дал Бог Адаму и Еве постное мясо, диетические продукты, нежирные сосиски, чтобы не набирали они много калорий. Но сотворил Сатана «Макдоналдс» и чизбургер за 70 рублей. И сказал Сатана Адаму: — Хочешь чипсов? — Да! — ответил Адам. — Увеличенную порцию! И получили Адам и Ева инфаркт. И вздохнул Бог, утирая пот со лба, и создал операцию по шунтированию сосудов сердца. И усмехнулся Сатана, продолжая борьбу, и создал министерство здравоохранения и медстраховки… © Светлана Галуненко

А ведь и правда, как мало нужно человеку для счастья..

Пушкин: история, которую мы недоговариваем. Есть фраза, которую каждый из нас слышал ещё в школе: «Пушкин — наше всё». Она звучит как заклинание, повторяемое из года в год, от первого класса, где мы слушаем о царе Салтане, до выпускного, когда разбираем «Евгения Онегина». Но за этими словами — словно за выцветшей картиной — скрывается живой человек, чья история куда сложнее и увлекательнее, чем кажется. Представьте мальчика, выросшего между двумя мирами. С одной стороны — дворянская роскошь, блеск балов и французские гувернёры. С другой — тёплый голос няни Арины Родионовны, чьи сказки и присказки стали мостом в мир простого народа. Именно этот «двойной код» позволил Пушкину стать своим и для интеллигенции, и для крестьянина. Он словно собрал Россию воедино, как пазл, который до него никто не мог сложить. Но Александр Сергеевич не был памятником. Он бунтовал: сочинял едкие эпиграммы, спорил с властью, поддерживал декабристов, а за карточным столом проигрывал целые состояния. Его сердце разрывалось между вольнодумством и верой — вспомните кощунственные стихи юности и пронзительные «Отцы пустынники...», написанные перед самой смертью. Он восхищался Петром I, но ненавидел деспотизм Николая I, критиковал цензуру, но признавал её необходимость. Какой парадокс: поэт, ставший символом свободы, искал баланс между бунтом и порядком. А ещё он любил. Страстно, без оглядки, как будто каждая новая муза была последней. 113 женщин — возможно, миф, но факт остаётся: даже женившись на первой красавице Москвы, Наталье Гончаровой, он не перестал писать стихи о любви. В этом был весь Пушкин — противоречивый, искренний, не умещающийся в рамки. Его гений — не только в стихах. Он создал язык, на котором заговорила вся Россия. До него литература была тяжеловесной, словно парадный мундир. Пушкин же сделал её лёгкой, как перо, но ёмкой, как пословица. Его сказки дети слушают, затаив дыхание, а философы десятилетиями спорят над строками «Медного всадника». Он ушёл в 37, оставив после себя не просто книги, а целую вселенную. Проживи он дольше — стал бы мудрым старцем или утратил бунтарский огонь? Мы не узнаем. Но именно эта незавершённость делает его нашим вечным спутником. Сегодня мы ставим ему памятники, печатаем портреты на конфетах, но часто забываем, что за бронзой скрывается человек, который ошибался, страдал, искал. «Наше всё» — не ярлык, а приглашение. Приглашение читать его не по программе, а сердцем — и тогда, возможно, мы найдём в его строках ответы на вопросы, которые даже не успели задать. P.S. А вы знали, что Николай I лично цензурировал Пушкина, но после дуэли оплатил его долги? Или что няня Арина Родионовна могла стать персонажем его ненаписанного романа? История поэта — это десятки таких сюжетов, каждый из которых — ключ к пониманию России.

Есть ли на земле ад? Акмолинский лагерь в Казахстане, о котором пойдет речь, по-настоящему адское место. Действовал он с 1938 по 1953 годы и считался самым жестким и жестоким. В нем содержались тысячи женщин. Виновны они были лишь в одном – им довелось оказаться женами тех, кого во времена сталинских репрессий сочли изменниками родины. Условия содержания заключенных в «АЛЖИРе» были суровыми. Летом – 40 градусов жары, зимой – 40-градусные морозы. Дикий ветер – когда с песком, когда со снегом. Лагерь был обнесен несколькими рядами колючей проволоки, для жизни предназначались бараки, которые были построены из смеси глины и соломы. Рахиль Мессерер — в семье ее звали Ра — родилась в 1902 году в Вильно, а в 2-летнем возрасте с родителями переехала в Москву. Рахиль была старшей дочерью в большой еврейской семье: у нее было 10 младших братьев и сестер. Трое связали жизнь с большой сценой: сама Рахиль стала актрисой немого кино, ее младший брат Асаф и сестра Суламифь — артистами балета. Еще студенткой ВГИКа Рахиль вышла замуж за Михаила Плисецкого — брата своего однокурсника. Плисецкий был далек от кино и работал в угольной промышленности. В 1925 году у пары родилась дочь Майя — будущая балерина, прима Большого театра, легенда русского балета. Когда Майе было 7 лет, а ее младшему брату Александру — несколько месяцев, семья переехала на остров Шпицберген, где Михаил Плисецкий был консулом СССР и управляющим рудниками «Арктикуголь». Рахиль работала на острове телефонисткой, помогала мужу и устраивала для участников экспедиции на остров самодеятельные спектакли, в которых играла школьница Майя Плисецкая. В Москву семья вернулась триумфально: Михаила наградили орденами, автомобилем и квартирой в столице. 30 апреля 1937 года его увели из этой квартиры навсегда. Азарий Мессерер в 2009 году писал, что семья через много лет получила доступ к архивам и прочла уголовное дело Плисецкого: «Из пожелтевших страниц было предельно ясно, какой повод придумали следователи, чтобы расправиться с мужем Рахили. Верный своему принципу помогать друзьям в трудные минуты. Он взял на работу на Шпицберген Р.В. Пикеля, когда тот уже был в опале за близость к Зиновьеву. В 1936 году Пикель выступил с "признаниями". В частности, он признавал свое "участие в покушении на жизнь Сталина". После расстрела Пикеля НКВД стал арестовывать всех, кто был связан с ним. Михаил Плисецкий долго отвергал чудовищные обвинения, но в середине июля неожиданно подписал признание». В середине июля - 13-го числа - у Михаила Плисецкого родился третий ребенок, сын Азарий. Рахиль Мессерер-Плисецкая позже вспоминала, что после возвращения из роддома ей звонили с Лубянки и требовали сообщить, кто родился — дочь или сын, после чего повесили трубку. Она полагала, что именно так от мужа смогли добиться признательных показаний. 8 января 1938 года Плисецкого приговорили к расстрелу за шпионаж и вредительство и в тот же день убили. Через два месяца пришли за Рахилью. Ее увезли в Бутырскую тюрьму вместе с грудным ребенком. Оперативный приказ НКВД «О репрессировании жен и размещении детей осужденных "изменников Родины"» был подписан Н.Ежовым 15 августа 1937 года. Нарком внутренних дел СССР требовал немедленно арестовывать жен и бывших жен осужденных за шпионаж, «изменников родины» и членов правотроцкистских организаций. На каждую семью «изменника родины» составлялась подробная карточка с поименным списком родственников-иждивенцев (жен, детей, престарелых родителей и других). Отдельно писались характеристики на детей старше 15 лет — они признавались «социально опасными и способными к антисоветским действиям». Жен предписывалось арестовать всех, за исключением беременных, преклонного возраста и «тяжело и заразно больных» — им выдавалась подписка о невыезде. Детям Рахили Мессерер-Плисецкой «повезло»: когда к ним в дом пришли чекисты, мать отправила 11-летнюю Майю и 6-летнего Александра с цветами в Большой театр, где в тот вечер танцевали ее сестра и брат. Суламифь взяла жить к себе Майю, Асаф — Александра, который был на год старше его родного сына Бориса. Двухмесячный Азарий сидел с мамой в Бутырке — в большой круглой камере для арестованных с грудными детьми, а потом отправился по этапу в Казахстан. Часть 2 Не менее двух раз в сутки проводились поименные поверки. Все жены «изменников родины» были законвоированы — то есть в свободное от работы время должны были находиться на огороженной колючей проволокой территории, в закрытых помещениях под охраной. Запрещалось читать и вести записи. Но самым страшным, по воспоминаниям узниц АЛЖИРа, была не вооруженная охрана и лай собак — режим строгой изоляции не разрешал не только свиданий, но и посылок и писем с воли. Это было тяжелее всего — даже несмотря на надежду выйти из лагеря, женщины понимали, что могут больше не увидеть своих близких. Мужей расстреляют, а детей отдадут в детский дом, где им сменят имена. Из-за постоянного голода (заключенных кормили только пшеном, иногда давали хлеб) часто возникали цинготные заболевания. В воспоминаниях об «АЛЖИРе» есть такой факт. Рядом с лагерем, прямо за озером, находится казахская деревня Жана-Жол (сейчас она тоже там), поэтому благодаря этому поселению многие выжили. Однажды, когда заключенные работали на озере, косили трость. Старые казахи приходили большими малахаями, рядом с ними шли женщины, они держали маленьких детей за руки, а в руках у детей были сумки. В сумках, по-видимому, было что-то тяжелое, например камни. Потом дети стали бросать эти камни в заключенных, а сопровождающие стали громко смеяться: «Посмотрите, какие вы враги. Вас не любят не только в Москве и даже в ауле, дети бросают в вас камни». Обидно было до слез: как воспитывают детей, мы не виноваты! Через некоторое время казахи ушли. Одна из женщин несла трость и споткнулась о камни, и казалось, странно пахло – молоком и сыром. Тогда заключенные поняли, что женщины, дети и старики, выходя из близлежащего аула, рискуя жизнью, бросали в них сыр. Это был запеченный творог, свернутый в шарики, высушенный сыр. Когда она пришла вечером в казарму, поблагодарила мусульманского бога за поддержку и попросила его спасти жизни этих женщин, стариков, дать им здоровье и долголетие, чтобы дети не знали горя, не знали голода и одиночества. Не раз жители села, пробираясь сквозь камыш, приносили хлеб, масло и мясо. И конвоиры, стоящие выше, этого не видели. Кого только не собрал лагерь – здесь находились и артистки, и ученые, и инженеры, и преподаватели. Лошадьми с ассенизационными бочками поначалу управляли дамы в шляпах. Шляпы потом поистрепались, и все приобрели лагерный вид. Бывшая узница АЛЖИРа Мария Даниленко из Харькова в своих воспоминаниях в книге «Страницы трагических судеб» пишет, что у 90 процентов заключенных было высшее образование. Рахиль упала в обморок, когда ей сказали, что к ней приехала сестра, и она может с ней встретиться. Придя в себя, она узнала, что Суламифь хочет забрать ребенка. Конечно, она мечтала отправить Азарика на свободу, но также знала, что это может привести к ее гибели. Дело в том, что тюремщики освободили ее как кормящую мать от самых тяжелых работ. Она говорила с сестрой в присутствии коменданта лагеря, но сестры понимали друг друга с одного взгляда. В конце свидания Суламифь сказала, что мальчик еще слишком слаб, чтобы выдержать долгое путешествие, и попросила разрешения присылать посылки, чтобы подкормить его. Посылки присылать разрешили. Уехав в Москву, Суламифь обивала пороги, пытаясь добиться смягчения условий отбывания срока для сестры. Тем временем родной брат Рахили Асаф выступал то на концерте в Кремле, где его хвалил Сталин: «Хорошо танцуешь. Очень хорошо прыгаешь!», — то в клубе НКВД. Там робкий по натуре Асаф Мессерер набрался смелости и попросил восхищенного его талантом секретаря заместителя наркома внутренних дел организовать его сестре аудиенцию с тем самым замнаркома. Секретарь не отказал, и Суламифи на этой встречи удалось добиться невероятного — Рахили заменили лагерь ссылкой. Она поселилась в казахском Чимкенте, куда к ней на каникулы смогла приезжать дочь Майя. Мать будущей примы Большого театра стала не единственной, кого тогда перевели в ссылку: эта кампания была частью недолгого курса на свертывание репрессий после ареста Ежова и прихода к власти Лаврентия Берии. Новый нарком внутренних дел освободил нескольких заключенных, по чьим делам при Ежове не успели закончить следствие, и удовлетворил ходатайство нескольких десятков родственников жен «изменников Родины», заменив им лагерь ссылкой. Акмолинское лагерное отделение официально просуществовало до июня 1953 года и было ликвидировано приказом Минюста СССР — несколько бывших отделений Карлага передали Министерству сельского хозяйства и заготовок. На месте лагеря образовался совхоз «Акмолинский», а в 1970-е годы выросший там поселок получил название Малиновка. В 2007 году Малиновку переименовали в Акмол. Так село называется и сейчас. В том же году в Акмоле открыли музейно-мемориальный комплекс, посвященный памяти прошедших через АЛЖИР женщин, жертв политических репрессий и тоталитаризма. Теперь на месте бывших островов ГУЛАГа стоят стелы и обелиски, посвященные жертвам и мученикам массового террора. От прежних лагерей почти ничего не осталось, после чего сломанные судьбы, разочарованные надежды и мечты наших сограждан были навсегда похоронены, унесены жестоким ветром сталинского террора в небытии. Известна ли была Вам история "А.Л.Ж.И.Р.а"? Смотрели фильм

На фотографии в газете нечетко изображены бойцы, еще почти что дети, герои мировой войны. Они снимались перед боем - в обнимку, четверо у рва. И было небо голубое, была зеленая трава. Никто не знает их фамилий, о них ни песен нет, ни книг. Здесь чей-то сын и чей-то милый и чей-то первый ученик. Они легли на поле боя,- жить начинавшие едва. И было небо голубое, была зеленая трава. Забыть тот горький год неблизкий мы никогда бы не смогли. По всей России обелиски, как души, рвутся из земли. ...Они прикрыли жизнь собою,- жить начинавшие едва, чтоб было небо голубое, была зеленая трава. Римма Фёдоровна Казакова

Вот вспоминаю детство… Мой папа очень тяжело болел. Он вернулся с войны в 20 лет инвалидом — у него были прострелены обе ноги и лёгкие. К 30 годам образовалась открытая форма туберкулеза. Периодические обострения сопровождались легочными кровотечениями, так как от изнуряющего кашля внутри рвалась ткань. За восемь последних лет его жизни это случалось 26 раз. Мама ухаживала за отцом, да ещё ей приходилось, оберегая меня и моего старшего брата, постоянно кипятить в кастрюле с хлоркой посуду, столовые приборы — чтобы только мы не заразились. Два раза в год, до школы и во втором классе, родители отправляли меня в оздоровительный интернат — для безопасности. Конечно, у мамы с отцом была непростая жизнь. При этом он у неё был единственным, бесконечно любимым мужчиной. Когда через несколько лет после смерти отца в 83-м году я сказала маме: «Мам, может, тебе замуж выйти?» — она ответила: «Нет. Я прожила с Окой тяжёлую жизнь, но другой мне не нужно». Мама звала отца Окой, а вообще-то его имя было Октябрь, Октябрь Иванович. В 25-м году, когда он родился, считалось модным давать детям такие имена. Я говорила: «Спасибо, что трактором не назвали, а то мне пришлось бы носить отчество не Октябревна, а Тракторовна». Нигде не учась, отец работал промышленным графиком и был одним из лучших художников в Ленинграде. Мама помогала ему. Мастерская располагалась у нас дома. Периодически два-три художника по нескольку дней жили у нас, потому что постоянно возникали какие-то авральные работы. Плюс ко всему часто устраивались застолья. Собиралось много гостей, мама потрясающе пела, Андрюша, мой брат, замечательно аккомпанировал на гитаре, исполнял и свои песни, отец играл на гармошке, на мандолине. Батя был очень жизнелюбивым человеком, совершенно потрясающей силы воли. Философского склада ума, любил рассуждать о бытии, сознании, смысле жизни. Несмотря на болезнь, выпивал, много курил — ничего не мог с этим поделать, до конца жизни шутил, балагурил. Последние четыре месяца он, взрослый мужчина, весил 33 килограмма. Ходить уже не мог, лежал дома. Так — поверите ли? — лежа в постели, цыганочку танцевал! При том что боли испытывал жуткие. Но ни в коем случае не позволял себя жалеть. У нас в семье вообще не было принято жаловаться, стенать, распускать нюни. Никаких соплей! И отец в этом задавал тон. У него было много друзей, один из них — художник-график Коля Юдин. Однажды он приехал к нам в гости вместе с женой Динарой Асановой, которую мои родители видели впервые. Потом эта пара ещё несколько раз приезжала к нам. А однажды возвращаюсь я домой из школы, и отец, ехидно так улыбаясь, говорит мне: «Ну что, пойдём поговорим?» Захожу на кухню, а там — Динара. Говорит мне: «Вообще-то я кинорежиссёр и сейчас запускаюсь с первым своим фильмом «Не болит голова у дятла». Хочешь попробовать сыграть в нём главную роль?» «А что, интересно», — отвечаю. Посмотрела на отца, а он сидит, улыбается. Так я впервые оказалась на съёмочной площадке. Дальше вопрос о выборе профессии не стоял, поскольку к окончанию школы я уже снялась в нескольких картинах. Елена Цыплакова.

28 апреля 1953 года, спустя менее двух месяцев после смерти И.В. Сталина, был арестован его сын, Василий Сталин (1921–1962). Очень интересны мемуары Василия Иосифовича, написанные им в январе-апреле 1960 года. Они заслуживают внимания хотя бы потому, что человек, их написавший, именно за позицию, выраженную в них, провёл в тюрьме почти весь остаток своей жизни после 1953 года. «Я, Василий Сталин, от своего отца не отрекаюсь! Эти слова мне пришлось повторять не раз. И во время следствия, и потом, и во время недавней встречи с Хрущёвым. Я, Василий Сталин, от своего отца не отрекаюсь! И точка! Осудить «культ личности» и «преступления сталинизма» я не могу. Потому что нечего осуждать. Осуждают преступления и преступников. Я могу осудить тех, кто отравил моего отца и очернил его великие дела. Я могу осудить тех, кто надругался над светлой памятью Вождя. Могу и должен осудить! Это мой долг, не только как сына, но и как честного советского человека. Моя совесть чиста. Её невозможно запятнать лживым обвинением. Точно так же как ложью и клеветой нельзя запятнать память моего отца».

Патрик Суэйзи, Деми Мур, Вупи Голдберг в фильме "Привидение".

Вот он, ещё не «дорогой Леонид Ильич», а просто фронтовой полковник, а потом уже и генерал. На его лице нет привычной тяжеловесной властности, но уже видны и усталость, и решимость. 1943 год, фронт. Кровь, пот, земля под ногами. А он — с прямой спиной, сдержанным выражением лица и с двумя наградами на груди. Не ради славы, не ради титулов, а потому что так надо. Потому что Родина. В этом взгляде есть то, чего не увидишь в протокольных фото из Кремля. Это взгляд мужчины, который знает цену каждому дню. И вряд ли тогда он мог представить, что спустя десятилетия будет стоять на мавзолее и слушать, как гремит гимн в его честь. Иногда настоящая история не в парадах, а вот в таких кадрах ..